Низкое пепельно-серое небо нависают прямо над головой.
Капли дождя заунывно барабанят по фуражке, стекая с тульи.
Ноги переставляются словно сами по себе, размеренно отмеряя пройденный путь. Руки затекли под тяжестью увесистого клинка, но опустить их или отдохнуть как-то иначе нет никакой возможности – так делать просто нельзя. Спереди маячит одетая в старинные традиционные наряды четвёрка синтоистских монахов под руководством главного распорядителя, несущая вышитое иероглифами длинное полотнище. Где-то впереди на орудийном лафете, влекомом четверкой лошадей, движется покрытый белой тканью гроб с останками генерала Курибаяси.
Траурная процессия под звуки классического похоронного марша Шопена движется вперёд.
…Воскресенье, на которое оказалась назначена церемония торжественного захоронения, выдалось непривычно хмурым и пасмурным. В воздухе царила прохлада, а с неба накрапывал мелкий дождь, что было воспринято как добрый знак. В таких случаях говорили, что сама природа оплакивает уход хорошего человека.
После относительно короткой церемонии прощания с генералом, в девять часов утра урну с прахом Курибаяси переложили в гроб и водрузили на орудийный лафет, и длинная цепочка людей двинулась от возведённого по такому случаю скромного деревянного храма к кладбищу.
Своим присутствием церемонию почтили члены всех высших кругов Японии – политики, военные, прочие видные деятели и, конечно же, журналисты, освещающие это событие. Приехали генерал-губернатор Зоны 11, официальный представитель Императора, полпред ООН в Империи; небольшие делегации прислали страны, представляющие международный контингент войск, кроме американцев. Но их можно было понять – оказывать воинские почести своему врагу было не в их традициях, хотя русские, тоже во Второй Мировой воевавшие с японцами, всё же приехали.
Делегация НЕРВ оказалась в числе самых почётных гостей, правда, нашу троицу громким словом «делегация» язык не поворачивался назвать – я, Мисато и Фуюцки, вечно вынужденный замещать отца на почти всех торжественных мероприятиях, куда Гендо не ходил в принципе.
По столь торжественному случаю нам пришлось достать парадные мундиры, нацепить все положенные регалии и даже сверх того. Из неведомых закромов были извлечены относительно недавно введённые фуражки – небольшие, чёрного цвета с витым золотистым шнуром, золочёными же гербом НЕРВ, окаймлённым венками хризантемы – знака номинальной принадлежности к японской армии.
Но самое главное – следом за монахами и перед основной процессией должен был двигаться своего рода почётный эскорт из особо отличившихся офицеров, несущих награды генерала. Так вот, меня как раз в этот эскорт и впихнули, и доверили ни много ни мало, а нести личный клинок Курибаяси, который он оставил дома перед отправлением на Иводзиму.
Когда я это узнал, то здорово перетрухнул и заволновался – ну, не люблю я настолько выделяться, и всё тут! Ответственность была слишком велика – подвести нельзя было ни в коем случае… О, как я был бы рад отказаться от такой чести, но ведь нет же! Несмотря на все мои умоляюще-щенячьи взгляды и тихие просьбы, замком и майор остались непреклонны. В конце концов, Фуюцки мне просто приказал исполнить миссию, и на этом моменте мне пришлось угомониться и подчиниться. Но лично по моему мнению я такого был явно недостоен.
…Вопреки моим ожиданиям это оказалась не классическая катана, а похожий на неё син-гунто – серийный офицерский меч времён Второй Мировой. Слегка изогнутый клинок, коричневые лакированные металлические ножны, золотистая овальная цуба, слегка потёртая рукоять, оплетённая тёмно-коричневым шнуром, на хвосте – металлическая петля с тёмно-коричневым темляком.
Такие клинки, если мне не изменяет память, были почти полностью уничтожены после капитуляции Империи как пережиток милитаризма, так что уцелевшие син-гунто были наперечёт. А особенно такие…
Не каждый день приходится нести в руках оружие без преувеличения великого человека. Зная, что отправляешься на верную гибель, и всё равно исполнять приказ – это достойно восхищения. Не просто, очертя голову, кинуться в последний решительный бой, а методично, месяц за месяцем, готовиться к сражению, которое, скорее всего, выиграть будет невозможно…
…Ровное полотно дороги шаг за шагом ложилось под ноги. А я всё шёл и шёл вперёд, не обращая никакого внимания на дождь и усталость.
А, собственно говоря, кому я сейчас отдаю почести? Cолдату Японской империи, которая являлась врагом России и в Русско-Японскую, и во Вторую Мировую войну. Солдату Императорской армии, на счету которой немало зверств по отношению к мирному населению и пленным. Солдату страны-агрессора, развязавшей масштабную бойню на побережье Тихого океана.
Япония первой напала на Перл-Харбор (хотя весьма популярна версия, что США Империю просто спровоцировали и получили удобный повод для войны), создала в Маньчжурии Отряд 731, ставивший бесчеловечные опыты в духе доктора Менгеле и готовивший применить против других стран бактериологическое оружие. Солдаты японской армии без зазрения совести убивали пленённых врагов, добивали раненных, относились к покорённым народам как к людям второго сорта…
Но ведь у медали всегда две стороны, не так ли?
О, нет! Я отнюдь не пытаюсь всё это оправдать, но кое-что нужно бы рассмотреть не через призму пропаганды какой-либо стороны.
Лучше всего, наверное, начать с того, что при подчёркнуто-европейском фасаде страны, Империя того времени по-прежнему оставалось средневековым государством с соответствующими порядками. Отсюда кое-что и получает своё объяснение…